(далее следует статья , написанная Яговым к юбилею кафедры)

http://stroyotryad-mei.3dn.ru/publ/   в разделе сайта "статьи" читайте ещё 2 публикации о Ягове В.В.)

Ягов В.В.

"Кафедра - это, прежде всего, люди. Это справедливо не только по отношению к кафедрам гуманитарного профиля, но и к такому коллективу, как кафедра инженерной теплофизики, для которой, конечно, очень существенны и материальные атрибуты деятельности (учебные лаборатории, научные стенды). Начинаю с этого тезиса потому, что, не будучи выпускником кафедры ИТФ, именно через личные контакты я формировал свои первые впечатления о ней. Эти контакты относятся к концу 50-х годов, когда кафедра по человеческим меркам была еще в «детсадовском» возрасте, но уже успела обзавестись авторитетной лабораторией высоких температур (ЛВТ), вскоре преобразованной в НИИ ВТ МЭИ. В тот период принадлежность сотрудника к штату кафедры или НИИ ВТ отслеживалась, видимо, только отделом кадров. Для окружающих (к коим я относился) да, вероятно, и для самих сотрудников это был единый коллектив. Поэтому в памяти о том периоде не разделяются А.М. Белова (в те годы - Зверева ), В.В. Сычев, А.М. Семенов, А.С. Комендантов, В.А. Белов, которые представляли кафедру, и В.А. Зейгарник, В.Э. Пелецкий, которые, вероятно, уже тогда относились к НИИ ВТ. По такому ряду фамилий мои сверстники легко поймут, что мои первые контакты с кафедрой были связаны, в первую очередь, с общественной, комсомольской работой. К счастью, эти контакты, еще в те далекие годы ставшие дружескими, сохраняются до сих пор. Это не относится только к Владику (Владиславу Алексеевичу) Белову, трагически рано покинувшему этот мир. Но эти фамилии говорят и о другом, весьма существенном для характеристики кафедры ИТФ - о том, что на кафедре всегда было много незаурядных людей.

Ведь каждый из перечисленных - известный в своей научной области специалист. Уже в те далекие годы кафедра ИТФ ассоциировалась у меня с высоким профессионализмом, с «ученостью» ее сотрудников. Мне кажется очень характерным эпизод, сохраняющийся в памяти уже около 40 лет. В 1964 или 1965г. по пути домой (в 37-м трамвае) я рассказал Володе Зейгарнику, что мне нужно разыскать надежные данные о теплопроводности никеля, из которого у меня был изготовлен основной элемент рабочего участка для исследований кипения. Меня тогда очень поразила (потому и запомнилась!) его реакция: «А ты сделай быстренько установку и измерь теплопроводность сам». Моя тогдашняя подготовка и опыт экспериментатора явно не располагали меня к такому решению. А вот для настоящего теплофизика такое предложение было вполне естественным. (Я тогда свою проблему решил проще - обратился за помощью к Владику - Владиславу Эдуардовичу Пелецкому, у которого была готовая установка, и получил необходимую информацию).

Весной 1959г. высокий авторитет теплофизиков МЭИ получил самое авторитетное признание: М.П. Вукалович, В.А. Кириллин и А.Е. Шейндлин были удостоены Ленинской премии. Не буду лукавить - это событие для студентов МЭИ не было таким же волнующим, как, например, полет Ю.А. Гагарина 2 года спустя. Но то, что оно не осталось незамеченным в студенческой среде, несомненно. Рос институтский патриотизм, особенно у представителей «тепловых» специальностей.

В большинстве своем не очень понимая, чего стоило построение таблиц воды и водяного пара в области высоких параметров, мы чувствовали некоторую сопричастность к случившемуся - ведь таблицы-то М.П. Вукаловича использовались при выполнении учебных расчетов.

В дальнейшем круг знакомых теплофизиков и информация о кафедре ИТФ для меня достаточно быстро расширились. Стиль жизни института в советские годы этому весьма способствовал. К примеру, о Борисе Сергеевиче Петухове я узнал в 1957 или 58 году на лекции, а услышал его впервые непосредственно на институтском партсобрании в начале 60-х. Его выступление запомнилось потому, что в нем прозвучала мысль о целесообразности объединения научных коллективов и кафедр ТЭФ и ПТЭФ теплофизической направленности. Была при этом упомянута кафедра ТМПУ, которую я заканчивал. Можно говорить, что БС, как его называли ученики и друзья, предвосхитил на десять с лишним лет образование энергофизического факультета (ЭФФ) в 1976 г. А с Александром Ефимовичем Шейндлиным где-то в 1962 или в 1963 г. мне довелось вместе работать в составе редакционной комиссии, опять-таки на институтском партсобрании. Он-то, конечно, этого не помнит, а у меня это был первый близкий контакт со столь именитым человеком.

Конечно, в содержательном плане намного больше информации было от научно-технических конференций, проводившихся в те годы в МЭИ ежегодно. (Как быстро мы все растеряли: написал эту фразу и усомнился - так ли? Все же, так. Ведь в МЭИ был тогда огромный по численности и сильный по квалификации научный коллектив, в котором существенную роль играли аспиранты и молодые научные сотрудники. Тематически спектр исследований был очень широк, многие работы тех лет оставили значительный  

след в соответствующих областях знания). Работы по теплообмену, помнится, докладывались на секциях, объединяющих представителей разных кафедр. Поэтому в 60 - 70-е годы мы хорошо знали содержание исследований группы Б.С. Петухова. Установились и личные контакты с И.В.Кураевой, В.Н. Поповым, В.С. Протопоповым, Л.Г. Гениным, а также с Ю.А. Зейгарником, С.А. Ковалевым, В.М. Жуковым и Ю.А.Кузма-Кичтой (ИВТАН).

К моменту создания ЭФФ я уже знал практически всех преподавателей кафедры ИТФ и многих научных сотрудников. А в 1977г., став деканом ЭФФ, я должен был уже «по долгу службы» вникать в жизнь кафедры. Более тесные контакты подтвердили в основном прежние впечатления. То, что на кафедре народ незаурядный, в большинстве своем высокопрофессиональный, было ясно и ранее. Представление о некоторой анархичности, «излишней самостоятельности», оказалось слегка преувеличенным. Умные, хорошо знающие свое дело люди и не могут быть другими. Работа в деканате позволила очень тесно контактировать с А.С. Комендантовым и В.В. Махровым («треугольник» факультета), с И.В. Кураевой (зам. декана), С.Н. Смирновым, Е.И. Кайрисом, Е.Е. Устюжаниным, В.И. Микой (начальники курсов). В партбюро ЭФФ мы потом очень хорошо взаимодействовали с Е.Е. Тоцким, В.Г. Свиридовым, В.В. Буринским, Ю.Б. Смирновым. Студенческие стройотряды и «картошка» требовали ответственных и умных руководителей из молодых сотрудников кафедры. И в этом качестве Г.Г. Яньков представлял собою, действительно, образец. Уже тогда, будучи вдвое моложе, чем сейчас, он проявлял не просто умение работать с людьми, принципиальность, но и мудрость настоящего руководителя. Так что нынешние успехи возглавляемого им издательства МЭИ закладывались 25-30 лет назад. В очень напряженный для института 1980-й год - год московских Олимпийских игр - студентам и сотрудникам института приходилось выполнять много несвойственных дел. Помимо стройотрядов, картошки, тут был и ремонт общежития, и обслуживание гостиниц, и всякие «разовые» воскресники и т.п. От того времени в памяти осталась огромная работа В.И. Мики по формированию различных отрядов, а также то, что Л.Г. Генин, тогда уже профессор, лично вставлял замки в комнатах общежития ЭФФ.

С ноября 1982 г. кафедра инженерной теплофизики для меня стала «своей»: я был назначен, а в марте следующего года избран заведующим.

Удивительно быстро промчались эти 20 лет. Некоторые события в памяти перемешались так, что без известных усилий их не удается соотнести с определенным временем. Помогают записи, которые я по старой привычке делал во время заседаний кафедры, собраний партгруппы или профсоюзных, заседаний «треугольника» кафедры. Просматривая эти записи, понял, что некоторые события, увы, стерлись в памяти. То, что следует в моем повествовании ниже, во многом отражает содержание моих «исторических записок».

В 70-80-е годы кафедра представляла собой весьма внушительный научный коллектив, причем не только по нынешним меркам. Около 20 преподавателей, причем все с ученой степенью, 80 - 90 человек в научном штате, около 15 аспирантов. В те годы всего (если судить по членству в профсоюзе) нас было более 140 человек. Растеряв за годы «безвременья» большую часть научного штата, многократно сократив число экспериментальных работ, с восхищением вспоминаешь, что в начале 80х типичная научная группа насчитывала у нас 10-15 сотрудников и аспирантов и имела, как правило, по 4-5 экспериментальных стендов. А в группе Д.Л. Тимрота их тогда было заметно больше.

В 1984 г. мы создали Совет научно-исследовательского отдела «Теплофизика» (НИО «Теплофизика» - это наш тогдашний официальный статус в НИЧ МЭИ). На Совете заслушивались и весьма заинтересованно обсуждались доклады руководителей научных групп (А.П. Севастьянова, В.Н. Попова, О.А. Синкевича, Л.Г. Генина, Б.П. Голубева, Е.Е. Тоцкого). С удовольствием перечитывал те места моих записей, где отражена очень активная, «молодая» позиция в этих обсуждениях Д.Л. Тимрота, который в это время уже «разменял» девятый десяток своей жизни.

О Дмитрии Львовиче нужно сказать особо. Он, несомненно, и легенда и символ кафедры. Два наших академика, создатели и руководители кафедры первых лет ее существования, В.А. Кириллин и А.Е. Шейндлин неоднократно называли его своим учителем. Где-то в 1987 или 1988 году кафедру посетил известный профессор Руффини из Италии, тоже уже в годах, но лет на 20 моложе Дмитрия Львовича. Надо было видеть, с каким взаимным интересом они общались. К сожалению, мы (Е. Окулич-Казарин, кто-то еще из группы Д.Л. и я) в разговоре участвовать не могли, так как из трех предложенных Тимротом языков общения (немецкий, французский, английский) итальянец выбрал французский. Два пожилых человека обсуждали детали конструкции установки по

измерению поверхностного натяжения и краевых углов смачивания щелочных металлов, по очереди взбирались на стремянку, что-то уточняли, забыв о «сопровождающих лицах». Прощаясь, профессор Руффини сказал мне, что встреча с Д.Л. Тимротом для него - сильнейшее впечатление от пребывания в Москве: «Это настоящий колосс!». А ведь итальянец был гостем ИВТАНа и, кроме того, посетил другие исследовательские институты в Москве!

Дмитрий Львович сохранил интерес к науке практически до конца своих дней. Когда в апреле 1992 г. мы отмечали его 90-летие, он явно скучал на официальной части в МАЗе. Но потом, уже в привычной кафедральной Т-206, когда разговор перешел на какой-то конкретный научный вопрос, Дмитрий Львович преобразился, утомление, скука исчезли. Это снова был «нормальный Тимрот»! Кем он был в теплофизике, все мы наглядно почувствовали 10 лет спустя, когда 23 апреля 2002 года провели семинар, посвященный 100-летию со дня его рождения. Ведь это не была «тусовка», в которой участвуют из корысти или тщеславия. Но аудитория Б-205 была заполнена до отказа, те, кто чуть задержался, должны были приносить стулья с собой.

Всем нам, имевшим счастье лично общаться с Дмитрием Львовичем Тимротом, несомненно, повезло в жизни!

Пульс научной жизни 80-х отражают проблемы, которые регулярно обсуждались на «треугольнике» кафедры. Одна из них - «перепроизводство» кандидатов наук. В 1985 г. у нас 10 кандидатов наук были на должностях м.н.с. и инженеров (а всего в штате НИЧ у нас было 27 сотрудников с ученой степенью). При этом с тревогой констатировалось, что ежегодно у нас защищаются 4-5 сотрудников, а в 1984 г. состоялось 13 (!) защит. Оценивая это сегодня, с одной стороны, понимаешь, что проблема, действительно, была. Ее пытались решать, ограничив прием в аспирантуру только теми, кто имеет целевое назначение (для периферийных вузов, различных «наукоемких» предприятий). А с другой, невольно вздыхаешь - теперь бы нам такие проблемы! Кстати, в 80-е годы мы организовали и перепроизводство докторов: О.А. Синкевич, В.В. Махров, В.Н. Попов, А.С. Комендантов, С.Н. Смирнов, А.М. Семенов, В.В. Ягов, В.Г. Свиридов, Ю.А. Кузма-Кичта, чуть позднее - Ю.Б.Зудин.

В 80-е годы мы постоянно возвращались (на заседаниях кафедры, «треугольнике», собраниях партгруппы) к вопросам оснащения вычислительной техникой и ее использования в учебном процессе. Глядя назад, понимаешь, что информатизация учебного процесса и научных исследований не просто происходила на наших глазах, но и во многом осуществлялась нашими руками. Сейчас мы уже начинаем забывать такие названия, как «Наири», «Мазовие», «MERA», «EC»…, а ведь с них для нас все начиналось, и было это совсем недавно.

Очень важные позитивные последствия для кафедры имела инициатива и большие практические работы Л.Г. Генина, В.Г. Свиридова, С.И. Ковалева по практическому использованию АСНИ в экспериментальных работах. Первые шаги в создании на кафедре материальной базы АСНИ были сделаны с помощью В.А. Кириллина и Э.Э. Шпильрайна. Сейчас мы имеем и большое число завершенных НИР, выполненных на современном уровне благодаря использованию АСНИ, и учебную лабораторию АСНИ, и соответствующий учебный курс в учебном плане, и центр информационных технологий, и родившееся в недрах кафедры предприятие «ЦАТИ».

Негативный (в основном) опыт высшей школы в условиях «борьбы за выживание» приводит к тому, что мы отвыкаем от некоторых совершенно естественных традиций. В 80-е годы нормой (у нас - достаточно массовой) было взаимное посещение занятий с последующим обсуждением их результатов. В 90-е годы нам стало «не до того». Мы сохранили до сих пор подведение на заседании кафедры итогов защит курсовых проектов. Но насколько содержательнее оно было, когда защиты проводились не только в кафедральных комиссиях, но и в нескольких отделах ИВТАН’а, в ВТИ с обязательным участием представителя кафедры.

Коснусь некоторых сторон общественной жизни кафедры, ставших потом предметом насмешек штатных и внештатных острословов. В 80-е годы мы последовательно готовили и добивались присвоения звания образцовой нашим учебным лабораториям. Хотя были в этом движении и формальные моменты, думаю, что в целом дело было полезным. Во многом благодаря работе тех лет нам удалось сохранить наши лаборатории с экспериментальными стендами. Проводились у нас и внутрикафедральные конкурсы на лучшую научно-исследовательскую установку. Это было делом профбюро и комсомольского бюро кафедры. В конкурсе, судя по моим записям, участвовали до 14 установок, которые ранжировались по нескольким пунктам. Победителей, хотя и скромно, но премировали. Группа народного контроля вместе с профбюро последовательно занималась проверкой соответствия рабочих мест сотрудников санитарно-гигиеническим требованиям. Знающие

степень добросовестности и настойчивости таких наших сотрудниц, как Л.И. Махрова, Н.Б. Смирнова, Л.А. Сукомел, в разные годы занимавшихся этими вопросами, в частности, освещенностью рабочих мест, легко согласятся, что их работа не могла не приносить конкретных результатов.

Конечно, можно и сейчас усмехаться по поводу «мелочности» проблем, бывших в поле зрения наших общественных организаций. Но мне представляется, что в этих делах и практической пользы, и заботы о конкретном человеке, и, в конечном счете, демократии куда больше, чем в «свободном волеизъявлении», определяющем, кто конкретно будет красоваться на трибуне Госдумы в ближайшие 4 года.

Наша кафедра, как мне представляется, всегда была демократична внутренне, по настрою основной части коллектива. Менее всего я вкладываю в это понятие умение «смело говорить». Главное - активно действовать в интересах коллектива, отдельных сотрудников. Два, на первый взгляд, не связанных примера на этот счет. Первый - открытое собрание лаборатории О.А.Синкевича в 1985 г. (она тогда именовалась НИЛ 1033) по поводу конфликта В.Г. Андропова с В.В. Глазковым. Суть конфликта адекватно была выражена в словах Василия Валентиновича: «Не принимаю людей, которые ничего не делают». Коллектив лаборатории единодушно выступил на стороне В.В. Глазкова, а теплые и безусловно искренние слова о нем, сказанные Е.Н. Сучалко, не каждому человеку достается услышать за всю свою жизнь. Представители администрации кафедры в ход собрания не вмешивались, лишь при обсуждении решения были названы юридически корректные формулировки. И 18 лет назад, и сейчас, перечитывая свои записи с этого собрания, испытываю гордость за своих коллег по кафедре. Второй пример-это массовое участие коллектива кафедры в Дне Донора. На протяжении нескольких лет кафедра была в этом отношении лучшей в институте. Дружно откликалась кафедра и на призыв сдать кровь после трагедии Чернобыля, и после катастрофического Спитакского землетрясения в Армении.

Мы испытали радостные ощущения периода перестройки. Много было обсуждений, порой весьма острых. Но, к счастью, нам хватило здравого смысла никогда не переходить через ту грань, за которой коллектив разрывает трещина. Пережив смутные 90-е, кафедра встречает свое 50-летие, хотя и не без потерь, но, безусловно, в рабочем состоянии."

 Нашему славному командиру стройотряда 1962 года  УРА!!!!

Это его заметка в "Энергетике" от 10 октября 1962г о результатах работы стройотряда МЭИ на целине.