Все уж песни давно пропелись, Захрапели вовсю друзья, На скрипящую койку уселись Друг Серёга и друг его – я. Словно чья-то больная совесть Об палатку стучат ветра, Мы с Серёгой писали повесть От отбоя и до утра. И до немочи спать охота, И не видно усталости дна, В эту ночь было два Дон Кихота, Дульсинея была одна. Но как доблестные испанцы Не смыкали до утра глаз Бригадир и его Санчо Панса, Что на выдумки был горазд. В окна нашей палатки смело Заходила читать луна. В эту ночь было два Ромео, А Джульетта была одна. Солнце всходит в июле рано – Уже первая зорька видна. Эту ночь было два Руслана, А Людмила была одна. «МАЗы», «КрАЗы», прораб Охальцев Лезли в душу на абордаж, От носилок больные пальцы Не держали уже карандаш Но вот песнь петуха пропета, Прочитали стихи друзья… В эту ночь было два поэта: Друг Серёга и друг его – я». *** Добрая, тебе не пел я песен голосом от юности пустым – о себе, что я красив и весел, что красива и печальна - ты, что мы оба, в общем-то, похожи одинокостью своей на паруса: белый – я, беспечен и безбожен, алый – ты, божественно грустна…»
***
В этом городе, как войдёшь, налево, между бывшей дворницкой и приёмкой в стирку белья, жили два привидения, незатейливых привидения, одно – в белых звёздочках – ты, и без звёздочек, просто белое – я. Были созданы друг для друга, в одном городе, в одно время, но проходили сквозь и мимо друг друга, как привидения. Были сцеплены Провидением – такая белозвёздная ты и такой беззвёздный я, но думали друг о друге только: «Ах, какое мне было видение – точь-в-точь такое же привидение, как и я!» Плакали, даже невстреченности рады, сидя на одной скамье, где обычно отдыхало привидение Весна. Ты, незаметная, занималась астрофизикой сада, я, невидимый, геометрией сна. А в этом городе, по моим наблюдениям и по наблюдениям моей белозвёздной заодно, все-все знали про два влюблённых привидения и даже, счастливые, видели какое-то одно. И только мы, созданные друг для друга, в одном городе, в одно полувечное время, всё проходили и проходили сквозь и мимо друг друга, как привидения…»
*** Любви минутное сиянье уж нас с тобой не ослепит: как я, ты сердце не неволь, услышь, как засыпает, спит от наших душ на расстоянье любви стихающая боль…»
*** С тобой мы одиноки оба: я от людей обычно затаён, но часто до душевного озноба я слышу одиночество твоё…
*** Ты слишком хороша и высока, а у меня с далёких детских лет тянуться вверх привычки нет – я на дожди меняю облака, на полумрак и тень меняю свет, на шутку – искренний ответ. Я из земли не рвусь за облака, наоборот – я дождь пока…»
*** Весь ноябрь перечерчен прошлым. Было ль, не было ль? – Бог судья. Что мне этой разлуки горше? Разве – неогорчённость твоя? Мокрый ветер нарочно бросит запах грусти в открытую дверь. Ведь тебя не любил я вовсе, отчего же так больно теперь?..»
***
«Не снишься? Не беда… Знать, высоко живёшь. Не снижься никогда! Ну, разве только в дождь…» И ещё: «Вбирая в панциря полуокружье, Любимых бережём, как можем – от нелюбви, недружья и недужья, надёжней нянек, мамок, слуг, как можем бережём… А след беречь – как нужно, полуокружье замыкая в круг…»
***
«В чёрном списке лжи и лести мы так близко, что не вместе: смяты души прижиманьем – в уши дышим, жилки слышим, но – увы! – не понимаем. В белом списке вздохов, взглядов мы так близко, что не рядом. В серых, карих гарь такая – жжём, дымимся, вьём, клубимся, но – увы! – не проникаем».
*** «Бог с тобою! С Богом, с Богом! Бог судья тебе, безбожне. Будь с любовью. Будь – любою. Лишь не сгинь на бездорожье».
***
«Для нас не времени в кругу времён. Порвались ременья, отключен сон, где мы – пушистые – летим… куда? Душою чистые… всегда ль? Нам нету имени. По святцам – тишь. Мой вензель выменян на парус. Ты ж со мной над рифмами плывёшь… Куда? Простыми рифмами: вода, беда… Жги, сыпь секундная, часов чирьи! В годах занудных мы – увы! – ничьи!..»
***
«Нерасставанья ради, мы, в разных – у Бога – званьях и разной крови, устали не быть не рядом – пора к расставанью души готовить, к разлюбленности. К разлетанью в разные мхи вселенной, к незнаемости, в них тайна потом-сближенья. Так рядом, так смертно близко не вынести – сон мой вещий! К разлёту по далям новым с невозвращенья риском пора упаковывать вещи. Души готовы».
